Несколько дней назад в селе Лебедевка Совхозного сельсовета Искитимского района простились с ветераном Великой Отечественной, которой в июне 2022 года торжественно отметили 100-летний юбилей

Дата рождения: 19 июня 1922 года
Место рождения: Селекционная станция Кминского района Московской области
В декабре 1941 года поступила на курсы медсестер
В РККА с 1942 года
Место призыва: Киселевский РВК, Новосибирская область, Киселевский район
Место службы: 1572 зенап МК Киевский корп. район ПВО
С мая 1942 года по 28 июля 1945 года была на фронте в должности хим. инструктора:
- с мая 1942 года по май 1943 года - 7-й зенитный пулеметный полк,
- с мая 1943 года по июль 1945 года - 1572-й зенитно-артиллерийский полк.
Воевала: Воронежский, Украинский, Южный, Юго-Западный фронты, Орловско-Курская дуга.
Звание: красноармеец

орден Отечественной войны II степени
медаль «За боевые заслуги»
медаль «За победу над Германией»
медаль Жукова
знак «Отличник санитарной службы»
знак «За доблесть и отвагу в Великой Отечественной войне»

Мария Степановна Воронина частью большой войны стала двадцатилетней девчонкой и дошла до Победы. Воевала в зенитной артиллерии, одновременно исполняя обязанности санинструктора. Из одного боя вынесла сорок бойцов. А когда командир, испугавшись за нее, вскрикнул: «Маша, да ты вся в крови!» - ответила ему: «Это людская кровь…»
Жаворонкова – ее девичья фамилия. Жаворонковы были и мама с папой, и тринадцать братьев и сестер. Поддавшись на уговоры отцова брата, приехали они из Смоленской области в Сибирь. Тот писал, что жить здесь легче, земля лучше. Уговорил, и семья со всеми четырнадцатью детьми и бабушкой переехала в Сибирь. А перед самой войной умерли в течение несколько дней почти все Марусины братья, сестры и отец с бабушкой – отравились пшеницей, купленной на базаре.
Только мама, брат Петя, сестренка Верочка и Мария не ели эти оладьи и остались живы. Позднее Верочка заболела воспалением легких и тоже умерла. Остались в 1938 году Мария с младшим братом Петей, мамой и тетей Марией в шахтерском городе Киселевске.
Мария всегда мечтала быть врачом, очень ей нравилась профессия людей в белых халатах. К 1941 году она уже три года работала в Киселевской горбольнице №1 медсестрой. С началом Великой Отечественной к обязанностям Маруси добавилось принимать раненых, заботиться о них, чтобы быстрее вернуть в строй. Окончила курсы медсестер запаса Общества Красного Креста и Красного Полумесяца. В октябре 1941 года на «отлично» сдала выпускные экзамены, а в феврале 1942 года ей пришла повестка в военкомат.
- Хорошо помню, что нас, девчат, было много, целых двадцать семь вагонов, - вспоминает Мария Степановна. - Привезли нас на станцию Купянск, под Харьков. Кричат: «Выходи строиться!» С нами проводили занятия: мы изучали винтовку, пулемет ДШК, автомат, малокалиберную зенитную пушку. Изучали противогаз, зубрили наизусть присягу и учились стрелять.
Стреляла Маша Жаворонкова на «отлично», и за это командир дивизиона торжественно вручил ей… пачку почтовых конвертов – письма домой писать. Потом присягу приняли перед всем строем, и принесли новым солдатам обмундирование. Мария Сергеевна очень небольшого росточка, а в 1942 году она была маленькой, худенькой девчушкой. На таких «солдат» и шинелей-то не шили.
- Выдали мне шинель до пяток длиной, ботинки сорок второго размера и определили к пулемету ДШК, - рассказывает она. - Фашистские самолеты частенько на нас налетали и бомбили. До конца 1942 года я так воевала. Мы двигались то вперед, то назад, то наступали, то отступали. Тяжелое это было время. Немцы шли по пятам, самолеты бомбили.
Помню нашего старшину Шиленко. Он берег солдат, смотрел, чтобы все были сыты и здоровы. Но все равно были случаи, когда люди оставались голодными. В то время не один раз бывало, что только сварят суп, как налетают фашистские самолеты и начинают бомбить. Помню, один раз было – только сварили суп, как бомбежка. Мы этот котел с супом сначала на порог поставили, потом в угол, потом в середину землянки! Затем накрыли его, чтобы земля от взрывов не попала, а сами на передовую. И в это время снаряд как жахнет – и нет ни землянки, ни нашего супа! Выдавали сухой паек. Однажды выдали сахар на неделю вперед. Ребята сразу свой сахар съели, а девчата берегли. Во время бомбежки снаряд попал в землянку к девчатам, и все их запасы пропали. Так вот тоже бывало. Но с тех пор мы тоже не берегли сахар, съедали сразу.
А однажды мы охраняли аэродром, с которого взлетали наши самолеты. Вдруг видим: фашистский самолет летит, да низко так. Увидел, что это аэродром и давай бомбить. Залегли мы в окопах, а немец прямо над нами летит. Низко так, что мы и головы поднять не можем. Вдруг парень, молодой боец, который обычно сидел на штурвале зенитки, выскочил и в одиночку открыл огонь по самолету. Видим: горит самолет и к земле идет! Подбил-таки, молодец! Ему медаль дали «За отвагу», за то, что не испугался, спас столько техники, самолетов и личного состава. Это был мой будущий муж Виталий Воронин. Но тогда я не знала, что он будет мне мужем. Мы и не думали об этом, не до того было в то время.
Вскоре Марию направили в Воронеж.
- А там командир вызывает меня и говорит: «Нам нужны медсестры, а не пулеметчицы. Будете санинструктором в восьмой батарее третьего дивизиона». А ночью на нашу станцию был налет. Так страшно, когда с неба бомбы сыплются! Но убежать нельзя. Сразу всем сказали: «Кто с поля боя убежит, тому трибунал и расстрел. Вы должны свою страну защищать. Это война, и вы на ней солдаты – как ребята, так и девчата».
Вспоминает ветеран, что в первую зиму очень руки у всех мерзли. И портянки к сапогам примерзали. А на следующий год прислали в часть целый мешок варежек – деревенские женщины в тылу их вязали.
- Стали мы их разбирать, а там и перчатки, и рукавицы с отдельно вывязанным указательным пальцем, чтобы на спусковой крючок удобнее было нажимать. И мы стали в каждой рукавичке искать записку, чтобы узнать, откуда их прислали. И в одной рукавичке нашли маленькую бумажку: «Всю ночь вязала для тебя, мой воин! Вернись с победой!»
Рассказывает Мария Степановна, как сбивала фашистские самолеты:
- В восьмой батарее была МЗА – малокалиберная зенитная артиллерия. Хоть я и была санинструктором, но обязательно изучала эти пушки. Если в бою убивали бойца, то я его заменяла. У каждой пушки были заряжающий, наводчик, прицельный, открывающий ящик с патронами, набивающий патроны и командир орудия. Чтобы мы не спутали свои самолеты с немецкими и не подбили свой самолет, мы каждый день получали донесения из штаба, какой на сегодняшний день сигнал «Я - свой». Каждые сутки был новый сигнал, чтобы фашисты не воспользовались. Например, два зеленых, один – красный. Фашистский самолет находили в небе прожекторы и вели его, пока мы не собьем. Немцы шли по пятам, самолеты бомбили, а задача нашей части была сопровождать эшелоны с людьми и боеприпасами, которые шли на фронт, охранять станции и мосты, сбивать самолеты врага.
Помню, как брали мы станцию Алексеевка. Командир батареи нам говорит: «Ночь будет жаркая, слушайте мои команды!» Кругом пехота, конница, пулеметы… И вот как закричит командир: «Врассыпную ложись!» - Я ему: «А пушку как?» - Он в ответ: «Пушка – это железо! А человека двадцать лет растить надо! Бросайте все и врассыпную!» Мы кинулись кто куда. Я в ров упала у дороги, рядом с большим лопухом. Самолеты низко над нами летели, на бреющем полете, из пулемета по нам строчили. Пуля рядом ударила, да не в меня, а в лопух. Тот надвое развалился и меня листом огромным прикрыл. И с другой стороны двое ребят лежали. Поднялись мы потом, все в колючках от лопуха, но зато живы остались. Никто у нас в том бою не погиб!
В этой же бомбежке мою подругу, Анну Мороз, ранило в ногу. Я ее перевязала, отправила в госпиталь и на сопровождающем документе написала «cito» - значит, срочно, безотлагательно надо оперировать ногу. И сделали ей срочную операцию, сохранили ногу, хоть она потом и хромала всю жизнь. А однажды бомба упала рядом с землянкой с ранеными и засыпала вход, так мне пришлось их всех через окошко вытаскивать по одному.
Мария Жаворонкова со своей восьмой батареей – полк 1572, третий дивизион - участвовала в освобождении городов Калач, Орел, Курск, Воронеж, билась с фашистами на переправе через Дон в районе города Богучар.
- Под Орлом фашисты, уходя, сжигали за собой все. Сжигали дотла деревни, жителей загоняли в один большой сарай и поджигали. Наши части иногда успевали – выбьют дверь сарая, а люди оттуда выбегают, кто обгорелый, кто в огне. А иногда и не успевали… Проходили мы мимо одной такой деревни, она выгорела вся, ничего живого не осталось, только в черном поле торчат в дымное небо черные обгорелые печные трубы. Нас в кузове машины везли. Вдруг видим: на обочине дороги стоят два мальчика лет по десять и руками машут. А машины все мимо и мимо едут. Командир наш кричит: «Стой!» Взяли мы этих мальчиков, а они нам говорят: «Спасибо. А то мы тут совсем одни. А все мимо проезжают…» Рассказали они нам, что все их родные и все односельчане в сарае сгорели, а они спрятались в подполе. Да не в самой яме, а забились между верхним земляным слоем и досками пола, там есть небольшое пространство, и худеньким мальчишкам как раз его хватило. А крышки у того подпола вообще не было. Фашисты несколько раз заглядывали в яму, посветят фонариком – нет никого, и уходят. Два дня так ребята просидели. А когда услышали, что речь уже не немецкая звучит, а своя, родная, – тогда и вылезли. Сшили мы этим мальчикам форму, поставили их на довольствие, и до конца войны были они в полку. Одного звали Гриша, а второго Миша. После войны оба стали механизаторами, работали в селах под Киевом.
Мария Степановна вспоминает, что в Киеве пушки стояли на Доме правительства, и снаряды к ним все подносили и подносили голыми руками – кожа с ладоней слезала. Бегом на третий этаж, в каждой руке по снаряду! Главная задача была – не дать фашистам разбомбить Киев. А потом их часть оставили в Киеве – охранять мост, имеющий важное стратегическое значение. Части, в которой служила Мария, был дан приказ отстоять мосты. По этим переправам днем и ночью шли эшелоны, везли на фронт людей, снаряды, танки и другую технику. Мария Степановна до сих пор помнит каждую минуту тех дней:
- Мы между двух мостов и стояли. Они налетали на самолетах, чтобы мосты разбомбить, а мы должны были их сбивать. Ну, слава Богу, приказ выполнили.
Особенно запомнились Марии Степановне бои под Дарницей:
- В Киеве были когда-нибудь? Там, рядом, есть Дарница – важная стратегическая станция. Двадцать семь железнодорожных путей, на каждом стоит эшелон с горючим, с бойцами, которых везут на фронт, или с ранеными, которых переправляют в тыл. А налетало порой по тридцать самолетов разом. Земля горела. Разбили бомбежками всю станцию, даже рельсы дугой стояли!
Бои под Киевом вспоминаются ей как море крови:
- Сколько перевязок! По сорок человек за один раз отправляли в санчасть. У меня одежда вся в чужой крови была мокрая насквозь!
Запомнился Марии Степановне боец, которого она вынесла с поля боя, а у него было осколочное ранение живота:
- Так он говорит: «Нечего мне дать на память тебе, Маруся. Возьми мой ремень, помни обо мне». Я говорю: «Что это вы выдумываете! Будете жить!» А сама плачу. Он говорит: «Возьми…» Я взяла, а его повезли на бортовой машине вместе со всеми в госпиталь. Не довезли, умер он по дороге. Такие ребята погибали… А ремень тот у меня всю жизнь хранился, только в девяностые, во время переездов, куда-то пропал.
За эти бои Мария Жаворонкова была награждена медалью «За боевые заслуги». Но в тех боях и сама получила тяжелое ранение.
- Командир говорит: «Иди к телефону, я буду знать - где ты. Если нужно, я тебя позову». Я пришла в землянку и только присела, как передают: «Большая группа самолетов движется на станцию Дарница». Я передала сигнал боевой тревоги. И только сказала, как большая бомба упала возле землянки. Крыша внутрь и сложилась, меня землей засыпало, только ноги снаружи остались. Меня потом за ноги и выдернули.
С тех пор повреждена спина у ветерана войны. По молодости меньше беспокоила, а вот сейчас уже и ходить не дает. Но Мария Степановна не жалуется, она-то и войну прошла, и жива осталась, а жалко ей солдат, что погибали совсем детьми.
- Часто убивали молодых ребят. На их место приходили еще моложе. В конце войны присылали деревенских парней 1927 - 28 годов рождения, семнадцатилетних. Один такой новенький солдат, Марченко его фамилия, испугался во время атаки, убежал от пушки, забился в землянку и плачет. А света же нигде нет, светомаскировка. Я его в темноте в землянке на ощупь нашла, за руку взяла и говорю: «Я же девушка и не боюсь. А ты – мужчина! Пойдем, я с тобой буду». Он из деревни, машин-то не видел, а тут танки, самолеты на бреющем полете бомбят. Мне двадцать два года, мальчику этому всего семнадцать. Взяла я его за руку и пошли мы с ним воевать. Но потом он хорошо служил, и никто так и не узнал об этом случае. Когда с однополчанами в Киеве встречались в 1975 году, я его спросила: «Ну, теперь ничего не боишься?» Он засмеялся: «Давно ничего не боюсь!»
9 Мая зенитная батарея встретила в Киеве.
- Мы знаете, как мы обрадовались! – лучезарно улыбаясь, вспоминает Мария Степановна. - Нас ребята на руках носили, целовали! И мы их целовали! Они нам как братья были. Это же война, она всех роднит.
Вскоре Мария Жаворонкова замуж вышла. С Виталием Ивановичем Ворониным вместе воевали. Случайно сфотографировались вдвоем, когда Маша на партбилет фотографировалась, а Воронин подошел и встал сзади, засмеялись и вместе сфотались. Семью создали уже после войны. Мария Степановна вспоминает со смехом:
- После демобилизации 24 июня 1945 года я в Киеве осталась. Устроилась работать в больнице – санитаркой в инфекционном отделении, дали мне комнату, даже овощей привезли разных. Села я в этой комнате на кровать и думаю: «Война окончилась. С чего же мне жить начинать? Картошка у меня есть, а пойду-ка я на базар, куплю кильки и сварю картошки в мундире». Пошла и своего однополчанина Воронина там встретила. Спрашиваю его: «А вы куда?» Он отвечает: «Тебя ищу, хочу с собой на Брянщину увезти». Я ему говорю: «Ты что, жениться хочешь?» Отвечает: «Да, хочу!» Я ему: «Тогда пошли в ЗАГС!»
Подали заявление в ЗАГС, там дали жениху и невесте три дня на раздумья. А Маша пошла к командиру батареи – посоветоваться, достоин ли Виталий Воронин стать ее мужем. Виталий Иванович сначала служил в этой батарее, а потом его перевели в духовой оркестр полка. Командир нахвалил Виталия, что и боец отличный, и товарищ хороший, что называется «отличник боевой и политической подготовки».
- Ну, раз такой хороший, я решила – ладно, пойду за него замуж! – вся расплывается в хитрой улыбке Мария Степановна.
Через три дня и зарегистрировались, стала Маша Жаворонкова Машей Ворониной. Жили на Брянщине, вскоре по направлению от железной дороги Воронины уехали в Калининград на восстановление города, туда и Машину маму перевезли. Здесь и дети родились. Мария с Виталием работали, мама сидела с ребятишками. Но Калининград – это граница, там постоянно летают самолеты. И мама боялась самолетов, как только они пролетали, пряталась и плакала. И болела сильно из-за влажного климата. Решили ехать снова в Сибирь, к тете Марии, она жила одна, ее единственный сын Иван был летчиком и погиб на войне. Так очутились снова в Сибири, откуда Мария уходила на войну. Устроилась на работу в тубдиспансер и проработала там тридцать пять лет. А всего стажа у Марии Сергеевны пятьдесят один год. Да три года войны.
Вместе с ней мы перелистываем альбом с фронтовыми фотографиями.
- Страшно было на войне. Людей били, душили… - вспоминает Мария Степановна и руки ее заметно подрагивают. - Серая шинель прожженная, Родиной дареная, прошла со мной бурю и метель. Пусть никогда не будет войны, и люди живут мирно, спокойно…

Текст из книги Евгении Свитовой «Последние» 2018 г.